Недавно с поезда
Sep. 11th, 2006 12:13 pm***
Ну да, я понимаю в поездах;
Я в них живу; российские просторы
Из края в край не вспорет бури взмах,
Избыточный для площади Андорры
Какой-нибудь… Хотя ее края…
И все такое… В общем, это глупо –
Не верить в то, что я всегда твоя –
В Париже, Брянске и на Гваделупе.
Свобода портит женщину? Не верь!
А вспомни лучше сказку про ифрита –
И женщину его; любая дверь -
Стена стеною, если не открыта;
Смерть – не конец; не все китайцы – Ли;
Ворона, говорят, бывает белой;
И если я совсем уйду с Земли –
Я вся твоя. И в этом все и дело.
***
Мой друг – толкователь снов, у него глаза – сердолики,
У него на запястье шов не от суицида. Блики
Цветут-догорают на – горизонте, раскрытом шире…
Я к другу пришла одна (не за тем, за чем вы решили).
Мой друг не бросает карт и не глядит в ладони,
Рассказ начиная (старт – и финиш. Нас не догонят):
«Это может быть вещим сном, если снится, что ты цыганка.
Не броди по ночам – потом дойдешь, Мари – спозаранку.
Не говорить с незнакомцами был бы совет излишним:
Тот ли нежней, о ком и кого регулярней слышим?
Но верность, верность, Мари! Верность – храни. Убийство
На почве ревности – возможно, даже со свистом
Тут прокурор в пролете. Пат. Состоянье аффекта –
Посильней всех «Фаустов» Гете, как говаривал некто».
Позапрошлую ночь я провела в Саратове на вокзале в комнате отдыха (а точней, в комнате матери и ребенка, потому что в комнате отдыха оставались только номера на трех человек). Там пол и стены клетчатые, желто-синие, и некоторые арки похожи по форме на большие замочные скважины, и там я за пару минут до полуночи (по французскому времени, ибо автор – француз) дочитала «Между небом и землей». Но стих сочинила гораздо (гораздо!!) раньше.
***
В городе, где клавиши навесов,
Где огонь витрин почти не гас,
Я разбила восемь «Мерседесов» -
А точней, «Жигуль», но восемь раз.
У меня в кармане что-то было –
Некая визитка в ободке;
Золотой Архангел долгокрылый
Вел меня на длинном поводке;
Но однажды в сумерках из меда
И под аркой облачных ворот
Я в последний раз в теченье года
Не вписалась в резкий поворот.
Я гляжу в окно и вижу странность –
Ярок, чист, как вымытый витраж,
Воздух, принимавшийся, как данность,
Будто заграничный стал, не наш.
Дом через дорогу стал виднее –
Видно, четче стали кирпичи;
На коре деревьев – лишь камеи:
Пламя глаз и никаких морщин.
А с календаря как будто сдуло
Три листа… И шепчет он: «Весна!
В декабре ты за рулем заснула,
А проснулась в марте, у окна.
И всю эту облачную зиму,
Вплоть до самой солнечной весны
Ты спала, спала… И серафимы
Трепетно твои хранили сны».
Ну да, я понимаю в поездах;
Я в них живу; российские просторы
Из края в край не вспорет бури взмах,
Избыточный для площади Андорры
Какой-нибудь… Хотя ее края…
И все такое… В общем, это глупо –
Не верить в то, что я всегда твоя –
В Париже, Брянске и на Гваделупе.
Свобода портит женщину? Не верь!
А вспомни лучше сказку про ифрита –
И женщину его; любая дверь -
Стена стеною, если не открыта;
Смерть – не конец; не все китайцы – Ли;
Ворона, говорят, бывает белой;
И если я совсем уйду с Земли –
Я вся твоя. И в этом все и дело.
***
Мой друг – толкователь снов, у него глаза – сердолики,
У него на запястье шов не от суицида. Блики
Цветут-догорают на – горизонте, раскрытом шире…
Я к другу пришла одна (не за тем, за чем вы решили).
Мой друг не бросает карт и не глядит в ладони,
Рассказ начиная (старт – и финиш. Нас не догонят):
«Это может быть вещим сном, если снится, что ты цыганка.
Не броди по ночам – потом дойдешь, Мари – спозаранку.
Не говорить с незнакомцами был бы совет излишним:
Тот ли нежней, о ком и кого регулярней слышим?
Но верность, верность, Мари! Верность – храни. Убийство
На почве ревности – возможно, даже со свистом
Тут прокурор в пролете. Пат. Состоянье аффекта –
Посильней всех «Фаустов» Гете, как говаривал некто».
Позапрошлую ночь я провела в Саратове на вокзале в комнате отдыха (а точней, в комнате матери и ребенка, потому что в комнате отдыха оставались только номера на трех человек). Там пол и стены клетчатые, желто-синие, и некоторые арки похожи по форме на большие замочные скважины, и там я за пару минут до полуночи (по французскому времени, ибо автор – француз) дочитала «Между небом и землей». Но стих сочинила гораздо (гораздо!!) раньше.
***
В городе, где клавиши навесов,
Где огонь витрин почти не гас,
Я разбила восемь «Мерседесов» -
А точней, «Жигуль», но восемь раз.
У меня в кармане что-то было –
Некая визитка в ободке;
Золотой Архангел долгокрылый
Вел меня на длинном поводке;
Но однажды в сумерках из меда
И под аркой облачных ворот
Я в последний раз в теченье года
Не вписалась в резкий поворот.
Я гляжу в окно и вижу странность –
Ярок, чист, как вымытый витраж,
Воздух, принимавшийся, как данность,
Будто заграничный стал, не наш.
Дом через дорогу стал виднее –
Видно, четче стали кирпичи;
На коре деревьев – лишь камеи:
Пламя глаз и никаких морщин.
А с календаря как будто сдуло
Три листа… И шепчет он: «Весна!
В декабре ты за рулем заснула,
А проснулась в марте, у окна.
И всю эту облачную зиму,
Вплоть до самой солнечной весны
Ты спала, спала… И серафимы
Трепетно твои хранили сны».